Белый дом
16 июня 2021 года
Выступление Президента Соединенных Штатов Джозефа Байдена-младшего
Гостиница Hôtel du Parc des Eaux-Vives
Женева, Швейцария
19:20 по центральноевропейскому времени
ПРЕЗИДЕНТ: Это был долгий день для всех вас. (Смеется.) Я знаю, что журналистам было “легко” попасть на предварительную встречу. Ведь не было никаких проблем с тем, чтобы пройти через эти двери, верно?
В любом случае, приветствую всех. Только что завершилась последняя встреча в ходе моей долгой поездки на этой неделе, Американо-российский саммит.
И я знаю, что вокруг этой встречи было много шумихи, но для меня всё довольно однозначно – это встреча. Во-первых, как знают те из вас, кто уже давно освещает мою работу, нет замены личному диалогу между лидерами. Нет замены. И на нас с Президентом Путиным лежит уникальная ответственность за управление отношениями между двумя могущественными и гордыми странами – отношениями, которые должны быть стабильными и предсказуемыми. И мы должны иметь возможность сотрудничать в тех областях, где это отвечает нашим взаимным интересам.
И по областям, где у нас есть разногласия, я хотел, чтобы Президент Путин понял, почему я говорю то, что говорю, и почему я делаю то, что делаю, и как мы будем реагировать на конкретные действия, наносящие ущерб интересам Америки.
Я заявил Президенту Путину, что моя повестка дня не направлена против России или кого-либо еще; она отражает интересы американского народа: борьба с COVID-19, восстановление нашей экономики, восстановление наших отношений с союзниками и друзьями по всему миру и защита наших граждан. Это моя обязанность как Президента.
Я также сказал ему, что ни один Президент Соединенных Штатов не смог бы сохранить доверие американцев, если бы он не выступал в защиту наших демократических ценностей, не отстаивал универсальные права и основные свободы, которыми, на наш взгляд, обладают все мужчины и женщины. Это просто часть ДНК нашей страны.
Поэтому права человека всегда будут предметом обсуждения, – сказал я ему. Это связано не со стремлением просто подвергать Россию критике, когда она нарушает права человека; это связано с тем, кем мы являемся. Как я могу быть Президентом Соединенных Штатов Америки и не выступать против нарушений прав человека?
Я сказал ему, что, в отличие от других стран, в том числе России, США – уникальный продукт идеи. Вы слышали, как я говорил это раньше, снова и снова, но я буду повторять это и в дальнейшем. В чём заключается эта идея? Мы не получаем наши права от правительства; мы обладаем ими, потому что мы рождены – и точка. И мы доверяем правительству защиту этих прав.
Итак, на форуме я указал ему, что именно поэтому мы будем выражать обеспокоенность по поводу таких случаев, как дело Алексея Навального. Я ясно дал понять Президенту Путину, что мы будем продолжать поднимать вопросы основных прав человека, потому что в этом наша суть, это то, кем мы являемся. Идея заключается в следующем: “Мы считаем самоочевидной истину о том, что все мужчины и женщины едины…” США не в полной мере соответствовали этому принципу, но мы всегда расширяли круг обязательств и включали в него всё больше и больше людей.
И я поднял вопрос о двух незаконно заключённых в тюрьму американских гражданах: Поле Уилане и Треворе Риде.
Я также поднял вопрос о возможности работы в России “Радио Свободная Европа/Радио Свобода” и о важности свободной прессы и свободы слова.
Я ясно дал понять, что мы не потерпим попыток нарушить наш демократический суверенитет или дестабилизировать наши демократические выборы, и мы ответим на такие попытки.
Суть в том, что я заявил Президенту Путину, что у нас должны быть некоторые основные правила поведения, которые мы все сможем соблюдать.
Я также сказал, что есть области, в которых у нас есть взаимный интерес к сотрудничеству на благо нашего народа – россиян и американцев, – а также на благо мира и безопасности всей планеты. Одно из таких направлений – стратегическая стабильность.
Вы меня много раз спрашивали, о чем я буду говорить с Путиным. Перед тем как приехать, я сказал вам, что проинформирую вас после переговоров с ним. И теперь я могу сказать вам, что я сделал то, что собирался сделать всё это время, а именно – провёл обсуждение и поднял вопрос о стратегической стабильности в стремлении создать механизм, с помощью которого мы могли бы работать в этом направлении.
Мы подробно обсудили следующие шаги, которые наши страны должны предпринять в отношении мер контроля над вооружениями – шаги, которые нам необходимо предпринять для снижения риска непреднамеренного конфликта.
И я рад, что сегодня он согласился начать двусторонний диалог о стратегической стабильности. В переводе с дипломатического языка это означает, что наши военные эксперты и наши дипломаты будут вместе работать над созданием механизма, который может привести к контролю над новыми, опасными и сложными вооружениями, появляющимися сейчас на сцене, сокращающими время реагирования и повышающими вероятность случайной войны. И мы довольно подробно остановились на том, о каких системах вооружений идет речь.
Еще одна область, которой мы уделили много времени, – это киберпространство и кибербезопасность. Я говорил о предположении, что определённая критически важная инфраструктура должна быть закрыта для атак – и точка – с помощью киберсредств или любых других средств. Я передал россиянам список, включающий, если не ошибаюсь – у меня его нет под рукой, – 16 конкретных пунктов; 16 элементов, определяемых как критически важная инфраструктура в соответствии с политикой США, от энергетического сектора до наших систем водоснабжения.
Конечно, принцип – это одно. Он должен подкрепляться практикой. Ответственные страны должны принимать меры против преступников, которые осуществляют на их территории деятельность с использованием программ-вымогателей.
Поэтому мы договорились поручить экспертам в обеих наших странах работать над конкретным определением того, что закрыто для атак, и следить за конкретными преступлениями, которые исходят из других стран – любой из наших стран.
Есть длинный список других вопросов, которым мы уделили время: от насущной необходимости сохранить и вновь открыть гуманитарные коридоры в Сирии, с тем чтобы мы могли доставлять продовольствие – просто продукты питания и предметы первой необходимости для людей, умирающих от голода; как построить механизм, отвечающий интересам и России, и Соединенных Штатов, с целью обеспечить, чтобы Иран – Иран – не приобрёл ядерное оружие. Мы договорились работать по этому вопросу вместе, потому что Россия в этом так же заинтересована, как и мы. И договорились о том, как мы можем обеспечить, чтобы Арктика оставалась регионом сотрудничества, а не конфликта.
Я видел часть пресс-конференции Президента Путина, и он говорил о том, что нам необходимо выработать какой-то образ действий, который позволит нам добиться того, чтобы Арктика была фактически свободной зоной.
И речь шла о том, как каждый из нас может внести вклад в общие усилия по предотвращению возрождения терроризма в Афганистане. В значительной степени в интересах России – не допустить возрождения терроризма в Афганистане.
Есть также области, которые являются более сложными. Я выразил непоколебимую приверженность Соединенных Штатов суверенитету и территориальной целостности Украины.
Мы договорились продолжать дипломатические усилия, связанные с Минскими соглашениями. И я поделился нашими опасениями по поводу Беларуси. Он не оспаривал того, что произошло; у него просто другой взгляд на то, что делать в связи с этим.
Но я знаю, что у вас много вопросов, поэтому позвольте мне в заключение сказать следующее: было важно встретиться лично, чтобы не было никаких ошибок или искажений в отношении того, что я хотел изложить.
Я сделал то, ради чего прибыл сюда: во-первых, определил области практической работы, которую наши две страны могут выполнять для продвижения наших общих интересов, а также на благо всего мира.
Во-вторых, напрямую – напрямую заявил, что Соединенные Штаты будут реагировать на действия, которые наносят ущерб нашим жизненным интересам или интересам наших союзников.
И, в-третьих, чётко изложил приоритеты нашей страны и наши ценности, с тем чтобы он услышал это прямо от меня.
И я должен вам сказать, что тон всех переговоров – которые, я полагаю, в общей сложности длились четыре часа, – был хорошим, позитивным. Не было предпринято никаких резких шагов. Кое-где мы расходились во мнениях – там, где я с ним не соглашался, я заявлял об этом. Если он не соглашался, он заявлял об этом. Но это не происходило в напряжённой атмосфере. Таково общее описание того, как проходила встреча.
Я надеюсь, что в течение последней недели Соединенные Штаты показали миру, что мы вернулись к сотрудничеству и поддерживаем наших союзников. Мы сплотили демократические страны, с тем чтобы они взяли на себя согласованные обязательства по преодолению самых серьёзных вызовов, с которыми сталкивается наш мир.
И теперь мы установили чёткую основу того, как мы намерены заниматься вопросами России и вести американо-российские отношения.
Впереди еще много работы. Я не утверждаю, что решены какие-либо из этих вопросов, но в ходе этой поездки мы проделали большую работу.
И прежде чем я отвечу на ваши вопросы, я хочу сказать последнее. Друзья, главное – то, как мы будем двигаться вперед с этого момента. Опять же, я прослушал значительную часть пресс-конференции Президента Путина, и он отметил, что речь идёт о практических, эффективных, реалистичных решениях, которые мы должны принять или не принять.
В течение следующих шести месяцев или года мы узнаем, действительно ли мы сможем начать важный стратегический диалог. Узнаем, будем ли мы заниматься решением различных вопросов, начиная от освобождения людей, содержащихся в российских тюрьмах. Мы узнаем, достигнем ли договорённости о кибербезопасности, которая начнет наводить определённый порядок.
Потому что страны, которым, если этого не сделать, скорее всего, будет нанесён ущерб, – это крупнейшие страны. Например, когда я говорил о трубопроводе в Соединенных Штатах, по которому киберпреступники нанесли удар на сумму $5 млн с помощью программы-вымогателя, я посмотрел на него и сказал: “Что бы вы чувствовали, если бы кибервымогатели взяли под контроль трубопроводы, идущие от ваших нефтяных месторождений?” Он сказал, что это было бы значимым фактором.
Дело не только в интересах наших отдельных стран; это предмет обоюдного интереса.
Я отвечу на ваши вопросы. И, как обычно, друзья, мне дали список журналистов, которым я буду предоставлять слово.
Итак, Джонатан, агентство Associated Press.
ВОПРОС: Спасибо, сэр. Американская разведка сообщила, что Россия пыталась вмешаться в последние два цикла президентских выборов США, и что российские группировки осуществили кибервзломы, в том числе сетей компании SolarWinds, а также некоторые из атак, совершённых с помощью программ-вымогателей, которые вы только что упомянули. Путин на своей только что завершившейся пресс-конференции не взял на себя ответственность за какие-либо из этих действий. Ваш предшественник предпочёл не требовать от Путина прекращения этих сбоев. Сэр, что вы сегодня конкретно достигли для того, чтобы этого больше не повторилось? И какими последствиями вы угрожали?
ПРЕЗИДЕНТ: Трудно сказать, добился ли я того, чтобы это больше не повторилось, но он знает, что в случае необходимости я приму меры, как мы это сделали после последней атаки. Произошло следующее: мы, по сути, дали понять, что больше не позволим этому продолжаться. После этого российские власти отозвали своего посла из США, и мы закрыли некоторые из их объектов в Соединенных Штатах и так далее. И он знает, что будут последствия.
Одно из последствий, которое, я знаю, важно для него, – то, что его авторитет во всём мире падает. Я, конечно, точно этого не знаю; мне не следовало бы так говорить; это несправедливо с моей стороны – и я подозреваю, что вы можете думать, что это не имеет значения, но я уверен, что это важно для него, как и для других лидеров крупных стран мира.
Давайте будем откровенны: как было бы, если бы остальной мир считал, что Соединенные Штаты непосредственно вмешиваются в выборы в других странах, и все об этом знали? Как бы было, если бы мы занимались тем, чем занимается он? Это уменьшает авторитет страны, которая отчаянно пытается сохранить своё положение в качестве крупной мировой державы.
Так что дело не только в том, какие меры принимаю я; а в том, что действия других стран – в данном случае России, – противоречат международным нормам. Это цена, которую они платят. Они не могут диктовать, что происходит в мире. Есть и другие государства, для которых это важно, – например, Соединенные Штаты Америки.
ВОПРОС: Г-н Президент, краткий последующий вопрос на ту же тему последствий. Вы только что сказали, что много говорили с ним о правах человека. Что произойдёт, как вы ему сказали, в случае смерти лидера оппозиции Алексея Навального?
ПРЕЗИДЕНТ: Я дал ему понять, что считаю, что последствия этого будут разрушительными для России.
Я вернусь к тому же вопросу: что, по-вашему, произойдет, если он говорит: “Наша цель не в том, чтобы навредить Навальному”, – как и всё остальное, что он говорит, чтобы оправдать обращение с Навальным, – а затем он умрет в тюрьме?
Я указал ему, что на самом деле это очень важно для страны – и они спросили меня, почему я считаю важным продолжать иметь проблемы с Президентом Сирии. Я сказал: “Потому что он нарушает международные нормы, а именно Договор о химическом оружии. Ему нельзя доверять”.
Дело в доверии. Речь идет о способности России положительно влиять на другие страны.
Вы бы хотели обменять нашу экономику на экономику России? Хотели бы обменять? И, кстати, мы говорили о торговле. У меня нет проблем с ведением бизнеса с Россией, если она будет делать это в соответствии с международными нормами. В наших интересах, чтобы россияне преуспели в экономическом плане. У меня нет проблем с этим.
Но если Россия не будет действовать в соответствии с международными нормами, тогда, угадайте, что? Россия не сможет торговать не только с нами, но и с другими странами. И он вроде как говорил об этом сегодня, не так ли? Он говорил о том, как нужно выходить на другие страны, с тем чтобы инвестировать в Россию. А они не будут этого делать до тех пор, пока не будут убеждены, что на самом деле нарушения прекратились.
Например, американский бизнесмен под домашним арестом. И я заметил: “Вы хотите, чтобы американский бизнес инвестировал в Россию? Освободите его. Измените динамику”. Потому что американские бизнесмены не готовы приезжать. Они не хотят проводить время в Москве.
Я знаю, что мы представляем внешнюю политику как некий великий навык, который каким-то образом является своего рода секретным кодом. Вся внешняя политика – это логическое продолжение личных отношений. Так устроена человеческая природа.
И следует понимать: когда вы управляете страной, которая не соблюдает международные нормы, и при этом вам нужно, чтобы эти международные нормы каким-то образом управлялись, чтобы вы могли пользоваться вытекающими из них выгодами, это наносит вам ущерб. Это неудовлетворительный ответ: “Байден сказал, что вторгнется в Россию”. Вы знаете, что это не так – вы это знаете. Кстати, это была шутка. Это неправда.
Но моя общая точка зрения заключается в том, что всё это на самом деле сложнее.
Дэвид Сэнгер. Я думал, что видел Дэвида. Вот он.
ВОПРОС: Спасибо, г-н Президент. В преддверии этой встречи было много разговоров о том, что две страны погружаются в холодную войну. Хотелось бы знать, услышали ли вы что-нибудь в ходе обсуждения, что заставило вас подумать, что он –
ПРЕЗИДЕНТ: С вашего разрешения, я сниму пиджак. Солнце припекает.
ВОПРОС: – что-нибудь, что могло бы убедить вас, что г-н Путин решил отойти от своей фундаментальной роли создателя помех, особенно для НАТО и Соединенных Штатов?
И, если можно, я бы просто хотел задать дополнительный вопрос относительно вашего описания того, как вы дали ему список критически важных элементов инфраструктуры в Соединенных Штатах. Изложили ли вы очень чётко, каким будет наказание за вмешательство в работу этой критически важной инфраструктуры? Или вы не говорили ничего конкретного? Он как-то на это отреагировал?
ПРЕЗИДЕНТ: Позвольте мне сначала ответить на ваш второй вопрос.
Я указал ему, что у нас есть значительный киберпотенциал. И он это знает. Он не знает, в чём именно он состоит, но знает, что он значителен. И если на самом деле россияне нарушат эти основные нормы, мы отреагируем в киберпространстве. Он знает это.
ВОПРОС: В киберпространстве.
ПРЕЗИДЕНТ: В киберпространстве.
Во-вторых, я думаю, что последнее, чего он сейчас хочет, – это холодная война. Не цитируя его – что я считаю неуместным, – позвольте мне задать риторический вопрос: у вас граница с Китаем протяженностью в тысячи миль. Китай движется вперед, как говорится, одержимый стремлением стать самой мощной экономикой в мире и самой большой и самой мощной военной державой в мире.
Вы находитесь в ситуации, когда ваша экономика испытывает трудности, и вам нужно добиваться её более интенсивного роста. И я не думаю, что он стремится к холодной войне с Соединенными Штатами.
Я сказал ему: “Ваше и моё поколение разделяет примерно 10 лет. Это не момент ‘кумбайя’, как говорили в 60-х годах в Соединенных Штатах, имея в виду: ‘Давайте обнимемся и полюбим друг друга’. Но явно не в чьих-либо интересах – ни вашей страны, ни моей, – оказаться в ситуации, когда мы начинаем новую холодную войну”. И я искренне верю, что он так думает – что он это понимает.
Но это не значит, что он готов, образно говоря, “сложить оружие” и сказать: “Давайте дружить”. Я считаю, что он всё ещё обеспокоен тем, что он “окружён”. Он по-прежнему обеспокоен тем, что мы действительно хотим его свергнуть и так далее. У него всё ещё есть эти опасения, но я не думаю, что они являются движущей силой тех отношений с Соединенными Штатами, которых он добивается.
Дженнифер. Дженнифер Джейкобс.
ВОПРОС: Спасибо, г-н Президент. Есть ли какая-то конкретная причина, по которой саммит длился всего около трёх часов? Мы знаем, что вы отвели на него примерно четыре-пять часов. Была ли какая-то причина, по которой он был короче?
А также – Президент Путин сказал, что никаких угроз или запугивания не применялось. Согласны ли вы с такой оценкой, что не было угроз или запугивания?
ПРЕЗИДЕНТ: Да.
ВОПРОС: А также, касались ли вы вопросов Афганистана и безопасного вывода войск?
ПРЕЗИДЕНТ: Да. Да, да и да. Позвольте мне вернуться к первой части.
Причина, по которой встреча не продлилась больше времени, заключается в следующем: когда в последний раз главы двух государств проводили более двух часов в прямых переговорах за столом, вдаваясь в мучительные детали? Возможно, вы знаете о таком случае, а я – нет. Не могу вспомнить ни одного.
Так что нам не понадобилось больше времени. По завершении первой части мы пригласили в зал более широкую группу, включая представителей наших министерств обороны, разведслужб и внешнеполитических ведомств, нашего посла и так далее. Государственный секретарь США всё это время находился рядом со мной. Мы пригласили всех. Мы охватили очень много вопросов.
Итак, он и я кратко изложили то, что мы рассмотрели. Лавров и Блинкен говорили о том, какие темы мы охватили. Мы подняли вопросы, которые требовали большего внимания, и обеспечили, чтобы у нас не было недопонимания. И после двух часов, проведённых там, мы посмотрели друг на друга, как бы говоря: “Хорошо, что дальше?”
Что будет дальше, так это то, что через три-шесть месяцев мы сможем оглянуться назад и заглянуть в будущее, сказав: “Осуществились ли наши планы, которые мы договорились попытаться проработать? Ближе ли мы к серьёзным переговорам о стратегической стабильности и прогрессу? Продвинулись ли мы вперед в вопросах…” – и идем по списку. Это будет проверка.
Я не сижу здесь и не говорю, что всё это внезапно сработает потому, что мы с Президентом договорились осуществить это. Я этого не говорю. Я говорю, что, на мой взгляд, существует реальная перспектива значительного улучшения отношений между нашими двумя странами без единой уступки с нашей стороны с точки зрения принципов и/или ценностей.
ВОПРОС: Не было никаких угроз?
ПРЕЗИДЕНТ: Нет, нет, нет. Нет. Никаких угроз не было. На самом деле, я слышал, что сегодня он цитировал мою маму и других людей. Возможно, вас это шокирует, исходя из моих уст, но в зале звучала в некотором плане разговорная речь. И мы говорили об основных, простых, фундаментальных вещах. И, как вы знаете, я предпочитаю объяснять вещи на основании личного опыта. Например, задаваясь вопросом: “Что будет, если…”
Итак, никаких угроз не звучало, были простые утверждения. И я ничего не говорил типа: “Если вы сделаете это, мы сделаем это”. Я просто давал ему понять свою позицию; то, что, на мой взгляд, мы могли бы достичь вместе; и как бы мы отреагировали на возможные нарушения американского суверенитета.
ВОПРОС: Не могли бы вы сообщить, что вы спросили его об Афганистане? Какова была ваша конкретная просьба в отношении Афганистана и американских войск?
ПРЕЗИДЕНТ: Нет, это он спрашивал нас об Афганистане. Он сказал, что надеется, что мы сможем поддерживать некоторый мир и безопасность, и я сказал: “Это во многом связано с вами”. Он указал, что готов, цитирую, “помочь” в Афганистане – сейчас я не буду вдаваться в подробности; и помочь по Ирану; и, в свою очередь, мы сказали ему, что мы хотим сделать для обеспечения некоторой стабильности и экономической безопасности или физической безопасности для граждан Сирии и Ливии.
Итак, у нас были эти дискуссии.
Ямиш.
ВОПРОС: Большое спасибо, г-н Президент. Вы сказали, что не угрожали. Были ли предъявлены какие-либо ультиматумы в отношении кибервымогателей? И как вы будете измерять успех, особенно когда речь идет об этих рабочих группах по российскому вмешательству в выборы и по кибербезопасности?
ПРЕЗИДЕНТ: Это будет очень просто. Например, в области кибербезопасности, будем ли мы выяснять, где они будут принимать меры против преступников-вымогателей на территории России? Они этого не сделали. Я не думаю, что в данном случае они это планировали. И собираются ли они действовать? Мы это выясним.
Какие меры мы можем обязаться предпринять в отношении чего-либо, затрагивающего нарушение международных норм, что негативно влияет на Россию? Что мы согласимся делать?
Итак, я думаю, что у нас есть реальные возможности для продвижения вперед. И я, в частности, заметил, когда у нас шли переговоры в расширенном составе, что люди, которые очень, очень хорошо информированы, начали думать: “Вы знаете, это может быть реальной проблемой”. Что произойдёт, если группа кибервымогателей, находящаяся во Флориде или в штате Мэн, примет меры, как я уже сказал, в отношении российской нефтепромышленности, которая является единственным спасательным кругом для экономики России? Это было бы ужасно. И было такое впечатление, что они вроде как говорят: “О, мы поступим следующим образом”, но при этом как бы: “Вот это да”.
Так что принятие соответствующих мер – в общих интересах. Однако посмотрим, что произойдёт с этими рабочими группами, которые мы формируем.
ВОПРОС: Могу ли я задать быстрый дополнительный вопрос?
ПРЕЗИДЕНТ: (Смеется) Третий, да. Пожалуйста.
ВОПРОС: Г-н Президент, когда Президенту Путину сегодня задавали вопросы о правах человека, он сказал, что причина того, что он применяет репрессии против лидеров оппозиции, заключается в том, что он не хочет, чтобы в России произошло что-то вроде событий 6 января. И он также сказал, что не хочет видеть создание таких групп, как “Жизни чернокожих важны”. Как бы вы на это ответили?
ПРЕЗИДЕНТ: (Смеется.) Я отвечу примерно так же, как я высказался в ходе встречи: я думаю, что это нелепое сравнение. Речь идет о преступниках, которые в буквальном смысле слова прорываются через оцепление, входят в здание Капитолия США, убивают сотрудника полиции и за это привлекаются к ответственности. Речь не идёт о людях, протестующих и идущих маршем на Капитолий со словами: “Вы не позволяете мне свободно высказываться. Вы не разрешаете мне делать A, B, C или D”.
Итак, это очень разные критерии.
Стив. Стив Холланд, агентство Reuters.
ВОПРОС: Президент – извините – Президент Путин сказал, что удовлетворён ответом на ваш комментарий о том, что он “убийца”. Не могли бы вы изложить нам свою точку зрения по этому поводу? Что вы ему сказали?
ПРЕЗИДЕНТ: Он доволен. Зачем мне поднимать этот вопрос снова? (Смеется.)
ВОПРОС: А теперь, после вашей беседы, вы верите, что можете ему доверять?
ПРЕЗИДЕНТ: Послушайте, дело не в доверии; дело в собственных интересах и проверке собственных интересов. Вот в чём дело. Поэтому с кем бы я ни заключал соглашение, затрагивающее интересы американского народа, я практически никогда не говорю: “Я вам доверяю. Без проблем”. Посмотрим, что произойдёт.
Вы знаете, старая поговорка гласит: “Качество пудинга можно проверить, лишь съев его”. Мы скоро узнаем.
Игорь, “Радио Свободная Европа/Радио Свобода”.
ВОПРОС: Здравствуйте, г-н Президент. Здравствуйте, г-н Президент.
ПРЕЗИДЕНТ: Вы не хотели бы зайти в тень? Вы видите меня?
ВОПРОС: Спасибо. Да. Да, да. (Смех.)
ПРЕЗИДЕНТ: Отлично.
ВОПРОС: Да. Итак, я думаю, вы знаете, что нападения на гражданское общество и свободную прессу продолжаются внутри России.
ПРЕЗИДЕНТ: Да.
ВОПРОС: Например, “Радио Свободная Европа –
ПРЕЗИДЕНТ: Да.
ВОПРОС: – Радио Свобода”, “Голос Америки”, телеканал “Настоящее время”, на котором я работаю, заклеймили иностранными агентами вместе с несколькими другими независимыми СМИ. Таким образом, нас, по сути, вытесняют из России через 30 лет после того, как нас пригласил туда Президент Ельцин.
Мой вопрос: после ваших переговоров с Президентом Путиным, насколько, по вашему мнению, он заинтересован в улучшении медиа-климата в России?
ПРЕЗИДЕНТ: Я бы не говорил об этом в плане улучшении климата. На самом деле я бы говорил об этом с точки зрения того, насколько он заинтересован в улучшении репутации России, чтобы она не рассматривалась как противоречащая демократическим принципам и свободе слова.
Такого суждения я вынести не могу. Я не знаю. Но это не потому, что я думаю, что он заинтересован в изменении природы закрытого общества или действий закрытого правительства относительно того, что, по его мнению, является правом правительства делать то, что оно делает; это совсем другой подход.
И, знаете, есть пара очень хороших биографий – я сказал ему, что прочитал пару, – я прочитал почти всё, что он написал, и тексты его выступлений. И я прочитал пару очень хороших биографий, так же как и многие из вас.
Думаю, я указал ему на то, что у России была возможность – в тот краткий светлый момент после правления Горбачёва и после того, как всё начало кардинально меняться в стране, – фактически создать демократическое правительство. Но эти ожидания не оправдались, и среди представителей российской интеллигенции шла великая гонка за определение того, какую форму правления они выберут, и как они её выберут.
И, как я считаю, г-н Путин пришел к выводу, что Россия всегда была крупной международной державой, когда она была полностью объединена как российское государство, а не на основе идеологии – независимо от того, идет ли речь о царской эпохе или правлении комиссаров, от русской революции до сегодняшнего дня.
И я думаю, что для меня ясно – и я сказал об этом, – что, на мой взгляд, он пришел к выводу, что способ, которым Россия сможет поддерживать себя в качестве (цитирую) “великой державы”, – это фактически объединить российский народ только на основании силы правительства – правительственного контроля, – не столько идеологически, сколько за счёт власти правительства.
И я думаю, что это выбор, который был сделан. Я не буду подвергать этот выбор сомнению в плане того, могло ли это быть принципиально иначе. Но я действительно считаю, что с этим подходом Россия не сможет оставаться одной из великих держав мира.
ВОПРОС: Сэр, еще один вопрос –
ВОПРОС: Еще один вопрос – о COVID – о COVID-19, г-н Президент –
ВОПРОС: Сэр, не могли бы мы задать вам еще один вопрос? Спасибо, сэр. Поднимался ли сегодня в этой беседе вопрос о военном ответе? С точки зрения красных линий, которые вы обозначили, – является ли военный ответ возможным вариантом реагирования на атаки кибервымогателей?
И Президент Путин на своей пресс-конференции назвал вас “опытным человеком”. Как известно, вы сказали ему, что у него нет души. Изучили ли вы его более глубоко в результате этой встречи?
ПРЕЗИДЕНТ: Спасибо. Большое спасибо.
ВОПРОС: Г-н Президент –
ВОПРОС: Но как насчёт военного ответа, сэр?
ПРЕЗИДЕНТ: Нет, мы не говорили о военном ответе.
ВОПРОС: Г-н Президент, в духе вашего утверждения о том, что нет альтернативы личному диалогу, а также того, что вы сказали в НАТО, что самые большие проблемы сейчас – это Россия и Китай, – и вы много раз говорили о том, что вы, возможно, провели больше времени с Председателем КНР Си Цзиньпином, чем любой другой мировой лидер.
Итак, настанет ли время, когда вы могли бы позвонить ему как старому другу и попросить его открыть Китай для следователей Всемирной организации здравоохранения, которые пытаются разобраться в происхождении COVID-19?
ПРЕЗИДЕНТ: Давайте кое-что уточним. Мы хорошо знаем друг друга; мы не старые друзья. Это сугубо деловые отношения.
ВОПРОС: Пожалуй, мой вопрос связан с тем, что вы сказали, что намерены оказать нажим на Китай. Вы подписали коммюнике “Большой семёрки”, в котором говорится, что G7 призывает Китай открыться и впустить следователей. Но Китай, по сути, заявляет, что больше не хочет вмешательства извне. Итак, какими будут дальнейшие шаги?
ПРЕЗИДЕНТ: Воздействие этого проявляется в отношении мира к Китаю по мере его развития. Китай всячески старается представить себя ответственным и очень, очень открытым государством; и власти КНР всячески стараются рассказать о том, как они помогают миру с точки зрения COVID-19 и вакцин. И они прилагают к этому огромные усилия.
Некоторые вещи не нужно объяснять людям мира. Они видят результаты. Действительно ли Китай пытается разобраться в происхождении COVID-19?
Как я сказал вам, мы, в частности, обсуждали в ходе саммитов США-ЕС, G7 и НАТО, что мы должны сделать и что я постараюсь сделать – сплотить мир для работы над созданием физического механизма раннего обнаружения следующей пандемии, механизма, с помощью которого мы сможем отреагировать на нее, причем как можно раньше. Это произойдёт. Это произойдёт. И нам нужно это сделать.
Спасибо.
ВОПРОС: Есть ли прогресс в отношении удерживаемых под стражей американцев, сэр?
ВОПРОС: Что Путин сказал о Поле Уилане и Треворе Риде?
ВОПРОС: Сэр, что вы скажете семьям удерживаемых под стражей американцев?
ВОПРОС: Г-н Байден, почему вы так уверены, что Россия –
ПРЕЗИДЕНТ: У меня есть надежда в отношении семьи удерживаемых под стражей американцев.
ВОПРОС: Повторите; мы вас не слышим.
ПРЕЗИДЕНТ: Я сказал, что был поднят вопрос о семьях задержанных американцев, и мы обсудили его. Мы продолжим это обсуждение. Я не собираюсь уходить от этого вопроса.
ВОПРОС: Почему вы так уверены, что он изменит свое поведение, г-н Президент?
ПРЕЗИДЕНТ: Я не уверен, что он изменит своё поведение. Черт возьми, какие вопросы вы всё время задаете? Когда я говорил, что уверен? Я сказал –
ВОПРОС: Вы сказали, что в следующие шесть месяцев вы сможете определить –
ПРЕЗИДЕНТ: Давайте разберёмся. Я сказал: поведение российских властей изменится, если остальной мир отреагирует на него, и это уменьшит авторитет России в мире. Я ни в чём не уверен; я просто констатирую факт.
ВОПРОС: Но учитывая, что его поведение в прошлом не изменилось, и на той пресс-конференции, после того как он провёл с вами несколько часов, он отрицал свою причастность к кибератакам; он преуменьшил значение нарушений прав человека; он даже отказался назвать имя Алексея Навального. Так как же это соотносится с конструктивной встречей, как ее охарактеризовал Президент Путин?
ПРЕЗИДЕНТ: Если вы этого не понимаете, значит, вы выбрали не ту профессию.
Спасибо.
19:53 по центральноевропейскому времени
Этот перевод предоставляется для удобства пользователей, и только оригинальный английский текст следует считать официальным.
